Немолодой, с седой богатой шевелюрой.
- Ты не так делаешь, - солидно разъясняет мой сосед. – Сначала мочат, а потом бросают. Вот как!
Легко сказать! То есть, легко мочить. У меня уже руки как терка. Но помнится из «Пионерской зорьки», что птицам нужен черствый корм. От свежего у них болит животик и тяжело летать, особенно зимой. Кур ведь не супом кормят, правда? Куры у доброго хозяина ходят по щиколотку в золотом зерне.
- А кто моченое дает, тот что, малакас? – невольно раздражается седой.
Малакас не малакас, а ошибаться человеку свойственно. Вернее на Создателя ориентироваться, или на мудрость природы. Птицы небесные не сеют, не пашут, у Бога на довольстве состоят. Сухой паек им полагается: зернышки, злаки, крошечки какие поклюют, и сыты. Так или не так?
- Люди хлеб мочат.
И напрасно. Птицам от тюри летать тяжело. Опять-таки сомнения в замысле Творца...
Устав от непривычной логики, сосед сердито отвернулся, уставился в безоблачную даль. Голуби мирно клюют, пальцы привычно разминают черствый мякиш.
- Мочить надо, мочить, - поучает прохожий купальщик, весь в мелких брызгах и гусиной коже. Две гладких пляжницы поодаль, с густо намазанными кремом лицами, смотрят неодобрительно и долго шевелят губами на тему «люди мочат».
Может, и правда в жарком климате не пучит? Проделать, разве что, эксперимент? Но выплывает интуристик с фотоинструментом. Худенький, то ли мальчик, то ли девочка в очках. Нет, девочка его вон там, стоит на самой кромке с оранжевым пакетом кукурузы в тоненькой руке. Пощелкал, почирикал и уходят вместе, бросив на каменные плиты горстку трескуче-глянцевитого зерна. Бусины янтаря призывно скачут, птицы бегом и летом устремляются туда, стучат носами и яростно и жадно, будто не только что умяли целый батон «хорьятико псоми».
Кто вытирается махровым полотенцем, кто умащивает алебастровую шею, ни облачка на ясном горизонте. Тишь да гладь.
Голуби яростно дробят сухие зерна. Мистер Дарвинос, отчего все джентльмены... Отчего?
Лариса Папандопулу
