4279
Спектакль начинается в 19:00 и продолжается 5 часов с двумя перерывами.
Стоимость билетов: 45, 36, 25, 18 евро.
Телефон «Стеги грамматон»: 210 900 5 800.
Адрес: пр.Сингру 107-109, Неос Козмос |«Стеги Грамматон ке Технон»
Свою постановку режиссёр Константин Богомолов назвал «Карамазовы. Фантазии режиссёра К. Богомолова на тему романа Достоевского».
На сцене в Афинах – актёры Театра МХТ имени Чехова:
- Фёдор Павлович Карамазов - Игорь Миркурбанов
- Алексей Фёдорович Ккаарамазов - Роза Хайруллина
- Дмитрий Фёдорович Карамазов - Филипп Янковский
- Иван Фёдорович Карамазов - Алексей Кравченко
- Смердяков и Зосима - Виктор Вержбицкий
- Прочие
- Катя-кровосос - Дарья Мороз
- Грушенька со смехом- Александра Ребенок
- Хохлакова-кубышка - Марина Зудина
- Лиза-деревяшка - Наталья Кудряшова
- Перхотин, Миусов, Эксперт, Профессор, Патологоанатом - Максим Матвеев
- Механические Менты, Монахи, Бодигарды при инвалидке, Калинка-малинка, Специальный, Любовь, Трактирщик - Павел Чинарёв, Данил Стеклов
- Мама, Вера, Баба сына потерявшая - Надежда Борисова
- Милицейская дива и просто Дива - Мария Карпова
- Отец Феофан - Светлана Колпакова
- Левый глаз - Артём Панчик
- Правый глаз - Владимир Панчик
В Москве премьера состоялась 26 ноября 2013 года. И шум вокруг спектакля продолжался достаточно долго. Предлагаем вам отзывы о спектакле в Москве.
В понедельник, 4 января, после показа спектакля состоится обсуждение с участием исполнителей.
5 января пройдёт театральный мастер-класс Константина Богомолова.
Отзыв о спектакле Богомолова Людмилы Сараскиной, доктора филологических наук, специалиста в области творчества Ф.М.Достоевского:
Вчера, 23 января 2014, я посмотрела «Карамазовых» в МХТ вместе с друзьями, сотрудниками Музея Ф.М. Достоевского в С.-Петербурге. Пошла, предубежденная слухами о «недопустимом хулиганстве режиссера К. Богомолова», о связанных с этим «хулиганством» скандалах, о выходке неких активистов из организации «Божья воля», об уходе режиссера их театра. Я понимала, что рано или поздно, а посмотреть спектакль все равно придется, ибо везде спрашивают, что думать обо всем этом. Помнила слова Достоевского про «стыд собственного мнения» — о том, что люди не смеют выражать свою точку зрения, если она идет вразрез с позицией «ревнителей» и «блюстителей». Как дерзнули, дескать, в МХТ «так» показать, «так» исказить великий роман?!
Показалось мне, однако, что самые непримиримые критики спектакля полагают, будто роман «Братья Карамазовы» — про осанну и светлые надежды, которые Алеша вместе с мальчиками-школьниками (а заодно и с автором романа) обретают у камня. Все же, судя по тому, чтó Россия пережила через четверть века после Достоевского, роман вовсе не об этом. Мне уже не раз приходилось писать, что духовный кризис принял в мире Карамазовых глобальные формы, затронул всех членов общества, независимо от возраста и социального статуса. События романа как знамения времени — о расшатанных до основания нравственных началах, о безвременном одряхлении общественного организма, когда только уголовные дела еще тревожно напоминают о какой-то общей беде, с которой, как со всеобщим злом, уже трудно бороться. Общество морально анестезировано и потеряло чувствительность к трагической безалаберщине настоящей минуты, оно способно лишь смаковать сильные ощущения. «Братья Карамазовы» станут откровением Достоевского, последней правдой о предстоящей русской катастрофе, и В.В. Розанов в 1918 году сможет только констатировать: «Русь слиняла в два дня. Самое большое — в три… Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей. Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска. Что же осталось-то? Странным образом — буквально ничего».
Фантазии на тему романа (так обозначил К. Богомолов свою режиссерскую свободу) как раз об этом. Он точно назвал свою инсценировку «Карамазовы», убрав слово «братья». Это как раз по Достоевскому, который писал: чтобы было братство, нужны братья. А здесь царит не братство, а всеобщая ненависть, которая разрывает человеческие связи и, как червь, точит общественную ткань, и та дряхлеет и распадается. Спектакль в МХТ подтверждает диагноз, который поставил Достоевский в своем романе: над обществом стоит зарево грядущих бедствий, из зияющего пролома в стене церкви потянуло призраком смерти, и крайне подорваны силы, которые могли бы еще на единый исторический миг задержать любовь и веру в холодеющем мире. «Падение праведного и позор его» торжествуют повсеместно — в семье, в обществе, в церкви.
К. Богомолов как бы договаривает за автора романа то, на что тот только указал или на что только намекнул: Карамазовы — сладострастники, в желаниях своих они оставляют за собой полный простор, и на сцене МХТ это выглядит вот так, вот так и вот так. Нечего нос воротить, это не букет из алых роз, не тюльпаны и не лилии. Во всех Карамазовых, разъясняется в романе, насекомое живет, и в крови бури родит. «Это — бури, потому что сладострастье буря, больше бури!.. Тут берега сходятся, тут все противоречия вместе живут». Понятно, почему Зосиму и Смердякова играет один и тот же артист. И почему так ярок, зажигателен Федор Павлович, первый и главный из Карамазовых (в блистательном исполнении И. Миркубанова).
Справедливый суд нам только снится, и сцена (в свете современных судебных былей) отражает это обстоятельство более чем убедительно. Катерина Ивановна Верховцева у Достоевского мучительница и инфернальница — так тут она и предстает как «Катя-кровосос». Все верно. Достоевский не раз повторял, что писать роман надо «сценами, а не словами». Кажется, умный и чуткий режиссер Богомолов отчетливо расслышал эти слова. Он разворачивает свои картинки-фантазии ничуть не вопреки писателю, а идя по его стопам. У поляков есть поговорка: «Цо занадто, то не здраво» — что слишком, то плохо, нездорово. Безусловно, в спектакле «Карамазовы» многое слишком, многое чрезмерно, многое избыточно; Богомолов явно не поклонник гомеопатических доз. Так ведь и Достоевский тоже! Он тоже весь «слишком», и это он сам написал о себе: «Хуже всего, что натура моя подлая и слишком страстная: везде-то и во всем я до последнего предела дохожу, всю жизнь за черту переходил».
Мне кажется, «до последних пределов» К. Богомолову еще предстоит дойти — именно в этом скорее всего и будет состоять его верность русской и мировой классической литературе. Не бояться дерзать.
«Ура Богомолову! И ура всем нам, что мы не поленились и пошли на спектакль», — сказали мне мои питерские друзья при расставании.
