Но до некоторых украинцев они доходят только тогда, когда мы хорошенько в морду получим, и не раз. Как только умоемся кровавой юшкой, тогда, мы садимся за науку и начинаем тяжелую казацкую думу думать и списки проблем, которые надо решить, складывать. А до того надеемся, что мы нахрапом и собственной напыщенностью всем морду натопчем, а нам - нельзя. Как только Украина пройдет этап кулачных боев в Раде и вооруженных восстаний в Донбассе и, не дай Бог, где-нибудь, (по крайней мере научится решать острые проблемы политическими методами) - хорошие и мудрые вещи, возможно, лучше упакуются в головах Украинцев. Нужно разную "бздыки" надо из головы выбросить, чтобы к ней смогло зайти что-то мудрое. Вот в чем досадная вещь! Мы хотим и привычную "бздыки" оставить, и стать более мудрым. А так не бывает. Хочешь стать мудрее - научись жертвовать хотя бы собственными "бздыками". Мудрое не может зайти в засоренной различным хламом головы. Здесь альбо собственные бздуры, альбо тяжелая чужая мудрость. Вместе оно не хочет быть. Вот такая мара, мой неистовый украинский друг. Хочешь стать самим собой - избавься от себя, незавершенного.
Ситуация, сложившаяся сегодня в Украине, все чаще напоминает безвыходную. А безвыходная ситуация – за Станиславом Ежи Лєцом – это ситуация, ни один выход из которой нам не нравится. И при этом этот выход искать придется.
Война – это не выход. Это состояние, которое рано или поздно заканчивается. Даже Тридцатилетняя война или Столетняя война имели свое логическое завершение, создавая качественно новую систему отношений между участниками боевых действий. Каждая война заканчивается компромиссом – или по принципу взаимных уступок, или по принципу «vae victis». Нынешняя война на востоке Украины – не исключение. Она не стала молниеносной антитеррористической операцией. Она выматывает Украину и становится все более непопулярной в народе (о чем говорят прежде всего данные социологических исследований и массовое уклонение от мобилизации). Говорить о необходимости «войны до победного конца» могут сегодня только или фанатики, адепты «перманентной национальной революции», или же те, кто вовремя сориентировались и делают на войне большой бизнес. «Победного конца» не будет – победа может оказаться Пирровой, кто бы не оказался победителем.
Тем более, давайте говорить откровенно: за год Украина не продемонстрировала никакой существенной победы на фронтах, а в том, что мы имеем лучшую и самую боеспособную в Европе армию, верят только наши чиновники. Принудительные мобилизационные мероприятия с охотой на призывников не создают боеспособную армию. Боеспособность армии измеряется не количеством пушечного мяса, брошенного в окопы, а материально-техническим и профессиональным уровнем.
Дипломатические баталии Украиной также, по сути, проиграна: Минские договоренности нельзя считать победой Украины – хотя их компромиссный характер может избежать дальнейшей эскалации конфликта и помочь нормализовать ситуацию на Востоке. К тому же мы стремительно теряем поддержку со стороны Запада, превращаясь в камень, попавший в ботинок и постоянно напоминает о себе. Европа не видит позитивных преобразований в Украине и не понимает, почему он должен терпеть убытки от потери торговых связей с Россией (а для Европы это – 485 миллиардов долларов оборота по состоянию на 2013 год!) через воровскую и беспомощную украинскую власть, которая не способна продемонстрировать хоть какой-то положительный сдвиг внутри своей страны и прикрывает свои ошибки войной. США понимают, что у них сегодня есть немало других проблем в мире, прежде всего на Ближнем Востоке и в Центральной Азии. К тому же все помнят, как украинская тематика, активно отработанная в 90-е годы, обернулась большими проблемами и неприятностями для вице-президента Эла Гора после того, как демократов сменили республиканцы, – а окружение Обамы уже готовит свои «золотые парашюты», не совсем веря в возможность победы выдвиженца Демократической партии на выборах следующего года.
Понятно, что в таких условиях война на Востоке Украины, что имеет аналогии с Гражданской войной в Испании 1936 – 1939 годов, Анголе в 1975 - 2002 или в Никарагуа 1980 – 1990 годов, должна была бы подталкивать к поиску моделей, которые бы позволили выйти из ситуации и заложить основы будущего мира.
Естественно, что наиболее приемлемой схемой для урегулирования конфликта на Востоке Украины, как неоднократно отмечали эксперты и дипломаты, выдается формула, заложенная в Охридском соглашении 13 августа 2001 года, которая помогла урегулировать ситуацию в FYROM (Македонии). Тогда стороны конфликта согласились на мирное урегулирование со следующими позициями:
- недопустимость использования насилия в политических целях;
- сохранение суверенитета, территориальной целостности и унитарного характера государства;
- невозможность территориального решения этнических противоречий;
- отражение полиэтничности FYROM в общественной жизни;
- демократический курс государства;
- международные стандарты прав человека;
- развитие местного самоуправления;
- обязательное предоставление статуса официального любом языке (рядом с языком FYROM ), на котором говорит более 20% населения страны или на тех же условиях в рамках отдельных территориальных общин.
В значительной мере это наталкивает на мысль о возможности введения Охридского сценария в Украине (не зря FYROM в шутку называют «балканской Украиной» – это маленькое государство имеет конфликтный характер и постоянно ссорится ли не со всеми соседями). Однако есть одно «но»: Охридская формула могла бы быть приемлемой год назад – на самых началах войны на Донбассе, до тех пор, пока счет жертв с обеих сторон не пошел на тысячи, а взаимные оскорбления не достигли пика. Сегодня имеем Минске формулу, которая значительно хуже и тяжелее для Украины, чем Охридская соглашение для македонцев. Тогда, в 2001 году, президенту Петру Трайковському серьезно помогла Украина, предоставив военно-техническую помощь и обеспечив превосходство над силами проалбанських повстанцев. У Украины такого преимущества нет и ее получение не решит дело, а лишь углубит конфликт.
Если Минский процесс зайдет в тупик (что мы сегодня, по сути, наблюдаем), у Украины останется, по сути, лишь два варианта развития ситуации. Учтите тот момент, что продолжение конфликта с одновременной очевидным кризисом субъектности Украины приведет и к тому, что вопрос урегулирования ситуации на Востоке Украины перестанет быть внутренним и суверенным делом самой Украины – нашу проблему будут решать за нас, ставя нас перед фактом. И это – самое худшее в данной ситуации.
Среди целого ряда исторических аналогий и схем наиболее логичными при условии дальнейшего обострения ситуации представляются два варианта – Дейтонское соглашение 1995 года и соглашение в Эвиане в 1962 году. Именно по этим схемам может решаться украинский вопрос тогда, когда крупные мировые игроки дойдут до очередного компромисса и примирения, а Украина и «ЛНВ-ДНР» окажутся лишь разменными картами в большой геополитической игре.
Напомню, что Дейтонское соглашение 21 ноября 1995 года решила статус и устройство Боснии и Герцеговины после длительной войны. Лидеров Сербии, Хорватии и Боснии собрали на военной базе США в Дейтон (штат Огайо) и заставили признать то положение вещей, который был разработан американскими, немецкими и французскими дипломатами. Де-факто, создавалась система, по которой Босния и Герцеговина лишь формально сохраняла суверенитет и территориальную целостность. Государство было разделено на две части – Федерацию Боснии и Герцеговины (с преимущественным мусульманским и хорватским населением и столицей в Сараево) и Республику Сербскую (с преимущественно сербским населением и административным центром в городе Банья-Лука). Республика Сербская в свою очередь делилась на две части узким анклавом «округ Брчко». В каждой из республик есть свой президент с весьма ограниченными функциями, избирается общий парламент, формируется общее правительство. Во главе Боснии и Герцеговины стоит «коллективный президент – президиум, в состав которой входидять по одному представителю от сербов, хорватов и мусульман. Но реальная власть принадлежит внешнему руководству – Верховному представителю по вопросам Боснии и Герцеговины.
То есть, в результате Дейтонского соглашения, впоследствии подтвержденной на конференции в Париже, Боснию и Герцеговину преобразован в конфедерацию (де-факто) под внешним управлением и с частичной потерей суверенитета. В этом году исполнится 20 лет с момента, когда подобное положение вещей стало реальностью для Боснии и Герцеговины. При этом выполнено главное задание: остановлено войну, страну подготовлено к членству в НАТО (Босния продвинулась в интеграционных процессах дальше за Украину), ВВП на душу населения выше, чем в Украине.
Готова ли Украина к подобному сценарию? Думаю, вряд ли. Но если он не срабатывает, остается еще один, более фатальный сценарий – сценарий Эвиана.
В течение 1954 – 1962 годов в Алжире происходили массовые выступления сепаратистов, желающих отделиться от Франции и создать собственное независимое государство. Режим Четвертой Республики с ее постоянными политическими скандал способствовал тому, что провинции выражали сепаратистские настроения. Стоит отметить, что для большинства французов, для их сознания Алжир не был колонией – вроде Гвианы или Сенегала. Это была территория, с 1830 года входила в состав Франции и которая дала французской истории и культуре большое количество прославленных имен – таких как Жан-Клод Бриали, Жак Деррида, Альбер Камю, а из более близких к нашим дням – писатель Кристиан Комбаз и философ Жак Аттали. И восстание против французов в Алжире воспринималось слишком болезненно самими французами.
Французская пресса писала, что воюют не против Франции алжирские повстанцы, а террористы из ОАС» и «банды так называемого Фронта национального освобождения». При этом обязательно указывалось, что против французов на самом деле воюют СССР и Китай, которые поддерживают сепаратистов. Было несколько показательных процессов, на которых показали китайских наемников, захваченных в плен в Алжире. В средствах массовой информации не употреблялось слово «война» – лишь «восстановление общественного порядка» (вам это ничего не напоминает?). Войной события в Алжире, в ходе которых погибло до миллиона граждан, 70% из которых – мирные жители, во Франции официально признали лишь в 1999 году! Французские политики в то время призывали не допустить нарушения территориальной целостности страны и не соглашались ни на какую автономию Алжира – так же, как и алжирских повстанцев с 1958 года перестала удовлетворять идея автономии.
В марте 1962 года президент Франции Шарль де Голль и лидер алжирских повстанцев Ахмед Бен Белла смогли пожать друг другу руки и согласиться на то, чтобы провести референдум по вопросу будущего статуса Алжира. Де Голль рисковал, идя на референдум. Но и 8 апреля 1962 года на материковой части государства, и 1 июля на территории Алжира был продемонстрирован один и тот же результат: 91% голосов за независимость бывшей суверенной части Франции.
Величие де Голля проявилась в том, что он, желая закончить войну, не задавался вопросом о легитимности тех, кто сидел по ту сторону стола переговоров. Он вел переговоры с теми, от кого зависело окончательное решение проблемы. Де Голль не поддался на давление генералов, которые даже пытались устроить путч. Он не стал цепляться за фетиши типа «нерушимости границ» – он поставил точку в войне.
В случае Украины, если ситуация зайдет в тупик, ей обязательно припомнят Евианский прецедент и, возможно, будут подталкивать к нему. Но и Дейтон, и Эвиан станут возможными лишь после того, как станет понятно, что Минские договоренности полностью похоронены. И над этим стоит задуматься горячим головам. Победить в этой войне нет шансов – или они близки к нулю. Продолжать эту войну – загонять себя в глубокий цугцванг. Свой шанс состояться «украинским Охридом» мы уже профукали – прошлого лета. Сейчас теряем шанс на воплощение Минских договоренностей – нравятся они нам или не нравятся.
За несколько месяцев нас поставят перед выбором: или Дейтон, или Эвиан. И будут ставить в том числе те, кого мы сегодня считаем нашими союзниками.
... Если на карте провести прямую линию, которая соединит между собой две точки – американский Дейтон и французский Эвиан – ровно посередине окажется то место, где на дне океана лежит затонувший «Титаник».
Символично?
Мнения авторов материалов не всегда совпадают с позицией редакции
