Недавно в Сургуте побывала съемочная группа из Москвы: снимался документальный фильм о Никосе Захариадисе, генеральном секретаре компартии Греции, видном деятеле международного рабочего движения, активном участнике сопротивления фашизму и освобождения своей страны от немецких оккупантов.Никос Захариадис, а для сургутян Николай Николаевич Николаев, провел здесь более десяти лет ссылки – с 1962 по 1972 год. Такое жестокое наказание он получил только за то, что не был согласен с международной политикой Хрущева.
Захариадис работал лесничим сургутского лесхоза. Местные жители отмечали его высокую культуру общения, интеллигентность. Он очень хорошо отзывался о СССР, о решающем вкладе Советской армии в разгром фашизма…
В Сургуте и оборвалась жизнь Николая Николаева. Это произошло 1 августа 1973 года. Сначала его похоронили в Тюмени под чужим именем. Затем прах борца за мир и справедливость перевезли на Родину. Сейчас его останки покоятся на центральном кладбище в Афинах.
Небольшую съемочную группу документального фильма возглавил его сын Алексей Захариадис. Гости из Греции и Москвы встречались с местными жителями, которые были знакомы с греком, снимали дома, улицы, где жил герой будущего фильма.
Прошло уже много лет, однако документы опального генсека, конфискованные в свое время КГБ, по-прежнему хранятся за семью печатями и считаются государственной тайной. «Да, - подтвердил живущий сейчас в Греции сын Захариадиса Алексей, - документы до сих пор засекречены. Но некоторые постепенно открываются».
- Какие, например, открылись?
- Среди опубликованных документов есть в том числе и приказ министра лесного хозяйства: для укрепления сургутского леспромхоза надо было срочно перевести отца из Боровичей в Сургут. Я писал письмо на имя Путина лет шесть-семь назад. Пришел ответ, что в архиве президента документов нет, они все в архиве ФСБ. Я обратился в ФСБ. Сначала мне сказали: «У нас ничего нет». Но после того как я хотел предъявить им неполный список того, что у них должно быть, последовало: «Ждите ответа». Спустя время в российское посольство в Греции пришел ответ, что нерассекреченных документов по делу Захариадиса нет. То есть все засекречены.
- Перед самоубийством он написал вам предсмертную записку. И ее не отдали?
- Предсмертная записка, та, которую он написал мне, хранится в ФСБ. Есть ксерокопия.
Еще он написал письма в ЦК Греческой компартии и моей матери. Письмо матери он передал мне и просил отдать после 1 августа. В письме ЦК КПСС, написанном 26 июня он предупреждал, что покончит жизнь самоубийством, так как его много раз уже обманывали, во время голодовки говорили, что требования его выполнят и он сможет уехать в Грецию, и не выполняли своих обещаний.
- Но ведь у него был паспорт политэмигранта?
- Это все, что они сделали, да и то только в 1970 году. Но политэмигрант может перемещаться без особых разрешений, а его, естественно, не выпускали. Более десяти лет он ждал ответа от греческой и советской компартий на свой вопрос: «За что я в ссылке?». И не дождался. Он предупреждал, писал в письмах. Когда пришел в греческое посольство в марте 1962 года, передал письмо, в котором были такие строки: «Я готов предстать перед судом, только объясните, за что». Но ему так ему никто ничего и не сказал. Обвинения предъявлены не были.
- В 1956 году, после ХХ партсъезда, решением пленума Греческой компартии Никос Захариадис был снят с должности руководителя за «ошибки». Какие?
- Когда идет гражданская война, ошибки бывают. Он сам писал в своем последнем письме, что у него ошибки были. Одну ошибку я знаю точно.
- Можете рассказать?
- Конечно. Когда мне было шесть лет, отец сказал: «Дома будем говорить по-русски». И когда мне нужно было идти в школу, я за полтора года забыл греческий язык. Большая ошибка. Шло сопротивление, потом война. Кто-то был исключен из партии, скажем, неправильно. Наверняка. Я в детали не вдаюсь, но была борьба ни на жизнь, а на смерть. Но линия была правильная. В Греции, я думаю, было самое сильное сопротивление во время оккупации, и возглавляли его коммунисты.
- За что все-таки обвиняли вашего отца? Как вы думаете?
- За антигосударственную деятельность. Здесь, в России, была 58-я статья УК, в Греции что-то в этом же роде. Одним словом, за шпионаж в пользу Москвы. Коммунистов расстреливали по этой статье. А его отправили в Сургут, подальше. Много знал, что называется. Хотя он был коммунистом до последних дней и очень любил Советский Союз. И когда к нему отнеслись несправедливо, все его письма были направлены на то, чтобы добиться справедливости.
- Почему не расстреляли и его?
- Он был одним из немногих иностранных коммунистов, с которым считался сам Сталин.
- А вы знали, что ваш отец был генеральным секретарем компартии Греции?
- До 15 лет не знал, кем на самом деле был мой отец. Этого никто не знал. В Боровичах слабо подозревали, что мы греки. Русским я владел хорошо, отец всегда говорил прекрасно, с юности. Он же стоял у гроба Ленина, в то время он был греческим комсомольским руководителем и учился в Москве в 1923-1924 годах. Стоял и у гроба Сталина само собой.
- В первой ссылке, в Боровичах, жили всей семьей?
- Шесть лет мы там жили, с 1956 по 1962 год с отцом. Мама была в Греции, в тюрьме. Ее арестовали, когда она была на подпольной работе. Она меня оставила, когда мне было четыре года и две недели, и потом мы встретились, когда мне исполнилось 22 года и один день. В общей сложности 16 лет она была в тюрьмах строгого режима.
- За что была арестована?
- В 1946-1949 годах в Греции была гражданская война. Коммунисты выступали против правительства, и потом, когда они войну проиграли, она продолжала работать в подпольной организации.
- По освобождении из тюрьмы ваш отец был против ее приезда в Сургут. Почему?
- В 1957 году, когда отца исключили из партии, было очень сильное давление на всех его сторонников, в том числе и тех, кто был в тюрьмах, так как там тоже были партийные организации. КПСС надо было убедить греческих коммунистов, что Захариадис был плохой руководитель. И из женской тюрьмы в Афинах было направлено письмо с более 130 подписями. Мать подписывать не хотела, плакала много дней. Это мне рассказывала женщина, которая сидела с ней в тюрьме. Отец учил ее, что главное – это партия. Но все-таки подписала это письмо, с осуждением. Отец, когда ему сказали, не поверил. А потом ему показали это письмо. Так заканчивается дневник о первых семи годах моей жизни, который вели сначала мама, а потом отец.
- Он расценил это как предательство?
- Наверное, так оно и было, я судить свою мать не имею права. Надо было жить в то время, надо было все это понимать. Я никогда не поднимал этого вопроса, а недели за две до смерти мать сама завела разговор. Тогда я задал ей вопрос, который меня мучил: «Сейчас бы ты письмо подписала?». Она сразу ответила: «Нет». Я удовлетворен. Но отец все равно не простил, твердый был человек. Он не ожидал, конечно. Подписала — и все, перестала для него существовать. Хотя она из тюрьмы писала письма мне, еще не зная, что я уже по-гречески не то что не пишу, но и не говорю. Отец мне их переводил. Потом он писал ответ каллиграфическим почерком, а я перерисовывал своей рукой, и посылали. Он делал так, чтобы не огорчать ее. После того как она уехала, мы увиделись только 25 декабря 1972 года. Я очень боялся этой встречи. У меня не было к ней никаких чувств. Встретились, а через два дня я в Сургут улетел. Она передала, чтобы я спросил у отца, может ли она к нему приехать. Я знал, каким будет ответ, но спросил в первый же день. Отец сказал: «Нет. А ты завтра полетишь в Москву и неделю проведешь с мамой, она тебя не видела восемнадцать лет». Как она говорила, фотографии у нее были –здоровый лоб, студент, но для нее я так и остался четырехлетним мальчиком.
- В 1962 году, когда вашего отца перевели в Сургут, вас определили в суворовское училище в городе Орджоникидзе. Почему запрещали жить с отцом, тем более что мама была еще в заключении?
- Наверное, чтобы он не заразил меня своими идеями. Я прочитал его последнее письмо в 1991 году, в котором он писал, что «самая большая несправедливость со стороны КПСС - это то, что у меня отняли сына, не дали с ним жить». Мне об этом он никогда не говорил. Я был уверен, что отец не хотел, чтобы я с ним жил.
- Как удалось добыть это письмо?
- В 1991 году был, так сказать, небольшой кавардак в архивных делах, и моему брату удалось добыть много документов, в том числе и его последнее письмо. В Греции никто не знал, что он покончил жизнь самоубийством. И только когда появилась первая статья журналиста Петрушина в «Тюменской правде», буквально через час приехали греческие журналисты. «Давай, - говорят, - рассказывай». Я им все рассказал. А на похоронах дал слово матери, никому не говорить о причинах его смерти и о том, что он покончил собой, о чем очень сожалел. Отец учил: слово дал - держи. Я тогда дал слово хранить тайну и его не сдержал. Вот, с тех пор искупаю свою вину.
- Так кто же погубил вашего отца?
- Это КПСС, такие деятели, как Суслов, как сам Шеменков довели отца до самоубийства! Не случайно, в последнем письме он «завещал свой скелет Брежневу и другим «партийным товарищам»!
Даже за мной, тогда ребенком, постоянно следили, безжалостно «шмонали», когда я ездил к нему в Сургут. Кстати, отец никогда меня не использовал для тайных передач. Он сделал это только однажды, да так ловко, что когда меня обыскивали в аэропорту Внуково – раздели догола, все детские игрушки переломали, – то ничего не нашли. Подошли и сказали: «Вы похожи на преступника, находящегося в розыске, пройдемте!». Но отец, сидевший в Дахау, знал, как обмануть ищеек. Он ловко зашил бумаги в трусы! Обманул их!
- В Сургуте дом, где жил ваш отец, караулили. По ночам он освещался прожектором, рядом была построена сторожка, где постоянно дежурили два милиционера, которые докладывали с «поста № 1» все малейшие детали какого-либо движения: кто зашел, кто вышел и так далее. Его квартиру прослушивали. На ваш взгляд, не будь этого, отец бы жил?
- Охрана его мало волновала, это детали. Волновало то, что ему не разрешали вернуться в Грецию. Это было самое главное. Ему обещали, но после каждой голодовки обманывали. Он трижды сбегал. Ловили. Возвращали.
- Знаю, что в Сургуте вы хотите увековечить имя вашего отца. Каким образом?
- На протяжении нескольких лет я пытаюсь восстановить историческую справедливость по поводу моего отца, в основном в Греции, поскольку его все знают, было много лжи, чтобы не сказать хуже, поскольку существует уже несколько книг, и там очень много неправды. Архивы потихоньку открываются, значит, правда постепенно выходит из застенков. Мне хочется, чтобы греки знали, каким человеком он был на самом деле. Я давно хочу увековечить память отца в Сургуте, так как здесь он прожил одиннадцать последних лет. Каким образом – не знаю. Девять лет назад был разговор, но сейчас администрация сменилась.
- В прошлый приезд вы разговаривали по этому поводу с главой города Александром Сидоровым. Что он вам предлагал?
- Разговор был о переименовании какой-то улицы. Но предварительный. Когда-нибудь, я уверен, в Греции будет улица Захариадиса.
- Кем вы больше себя ощущаете — русским или греком?
- Русским. В Греции, когда меня спрашивают, я говорю: «Я – русский греческого происхождения». Я этим горжусь, и вообще лучшие люди живут в России, лучшие российские люди живут в Сибири, а лучшие сибиряки живут в Сургуте.
Никос Захариадис, также известный как Неистовый Никос, Николай Николаевич Николаев, деятель греческого рабочего движения. Генеральный секретарь Коммунистической партии Греции с 1931 по 1956 год. Родился 27 апреля 1903 года в турецком городе Эдирне в семье табачника, с юности работал в порту грузчиком, участвовал в забастовочном движении. Окончил московский Коммунистический университет трудящихся Востока им. И.В. Сталина. С 1936 до 1945 годы неоднократно был заключенным греческих тюрем и немецких концлагерей. В мае 1945 года вернулся из немецкого лагеря Дахау, выступил перед 200 000 сторонников. В гражданской войне 1946-1949 годов командовал Освободительной армией Греции. Война закончилась поражением армии Захариадиса и установлением в Греции правления военной чунты. Захариадис вместе со штабом КПГ переезжает в Албанию, затем в Бухарест. Поддержал Сталина, резко выступая против Тито.
Седьмой расширенный Пленум ЦК КПГ (18-24 февраля 1957 г.) принял решение вывести Никоса Захариадиса из состава ЦК КПГ и исключить его из рядов партии «как антипартийного, фракционистского, антиинтернационалистского, вражеского элемента». Затем Захариадис был отправлен в ссылку в Боровичи Ногородской области, где работал начальником лесного хозяйства под именем Николая Николаевича Николаева, затем в Тюменской области 16 июля 1970 года признан политэмигрантом.
2 октября 2011 года Коммунистическая партия Греции официально реабилитировала и восстановила в партии Никоса Захариадиса. В своем выступлении генсек ЦК Компартии Греции Алеки Папариги отметила, что «возникла необходимость реабилитировать Никоса Захариадиса, который был смещен с поста руководителя КПГ и исключен из партии вследствие несправедливого, ошибочного обвинения в навязывании партии сектантской, догматической и авантюристской линии. Это обвинение было результатом господства оппортунизма в международном коммунистическом движении в КПСС и в других партиях власти, что привело к его господству и в КПГ».
Источник: www.siapress.ru
смотрите также:
